Собаки
Как написал на сайте один хороший знакомый Саша Бакулин: «Климат мерзко-континентальный»… Среднего не видно: то зубы танцуют, то мокнешь без дождя…
Слава Богу, лес рядом и квартиру снимаем в Ясенево. В июльскую жару, гуляя с таксой там, спасаешь давно не молодеющую, но еще шевелящуюся, плоть от пакостей, связанных с перегревом… Впрочем, сегодня последний день июля, два часа дня, и есть надежда, что завтра подует таки свежий ветерок, навевая осеннюю ностальгию…
Обычно перед такой полдневной прогулкой покупаешь в ларьке у милой таджикской девушки «Балтику №7″ и с этой бутылочкой бредешь по лесным тропам от витиевато-аллергического осинника через гордый березняк до величественно-мистического сосняка, где так дышится просторно, словно ты не в Москве, пропахшей солярой, бензином, одиночеством и бомжами…
На этот раз семерки почему-то не оказалось, и девушка была другая, явно не таджикская… Она покосилась на меня и моего зверя так, словно мы отнимаем ее личное и драгоценное время или просим денег на опохмел. Я не глядя беру какую-то банку, кладу на тарелку полтинник и удаляюсь, чтобы скорее забыть об этой новой знакомой.
Вот тропка, почти заросшая ушастыми лопухами, цветасто-багровыми колючками, вот осинник виноватый, словно именно здесь где-то Иуда повесился, вот березнячок без подберезовиков, и наконец — неохватные сосны, чьи верхушки, видимо, хорошо видно с самолетов, летящих на посадку во Внуково.
Отпускаю Хани с поводка: пусть бегает, тут не город, где она может ухватить какую-нибудь дрянь, а потом — лечи, раскошеливайся на хитросделанных ветеринаров… Странно, обычно она в подобных ситуациях находится в пределах досягаемости взгляда, но сейчас бесследно исчезает…
«Хани!»- тщетно зову, и вдруг за спиной слышу поскуливание. Обернувшись, вижу колли Индюху, которая умерла через полгода после моего отъезда из России. У нее такой же неправильный воротник и одно ухо не соответствует. «Инди! не может быть!» Мы вместе идем по лесу, который все больше похож на тот- в Щорсе, где в детстве мы находили немецкие каски и черепа с тремя глазницами. Вот так — через лес из России — в Украину… И самолет не нужен. Мы выходим к железной дороге. Точно, это явно не Ясенево, где железной дороги нет и не предвидится. Маленький одноэтажный вокзальчик, деревянный мост, теплушки, паровозы… Господи, что происходит? Никита Михалков кино очередное снимает? А подводы со скарбом? Военные, суетливые старики, кричащие дети? Не слишком ли правдоподобно для фильма. Да и режиссера с командой не видать. Поезда уходят один за другим. Пустые подводы отгоняются местными деловитыми мужичками куда-то в сторону. Не оглядываясь, обратно — в лес, это-война, но меня там нет, потому что ни я, ни мама даже еще не родились… тридцатилетняя бабушка — уже на фронте, а где-то здесь в Березне — прабабушка, они с дедом собираются в эвакуацию, грузят пожитки, которые не смогли продать. Хорошо, что уезжают, потому что многих оставшихся соплеменников убьют… Убьют не немцы, а полицаи: они будут выхватывать младенцев из рук ведомых на заклание матерей и колотить их головками об углы украинских мазанок. Потом дядька Ковпак накажет этих предателей, но это- потом.
Я выхожу к Березне. Индюха, ну вот и тебя теперь не дозовешься… Пытаюсь узнать у задумчиво-воняющего самосадом лесовика, где дом моей прабабушки. И лишь затем вспоминаю, что меня еще не существует, поэтому ни услышать, ни ответить он не в силах. Дом, о нем мне прабабушка рассказывала, ставший после войны столовой… И прабабушка, которой нет и пятидесяти, почти ровесница… Она похожа на актрису Лидию Вертинскую, а еще на Гаяне, которая работала вместе с моей женой в универмаге, а суетящийся карлик, похожий на лысого Чаплина, мой прадедушка… Все грузится на телегу, этот грустный пароходик трогается… А за ним с фатальным лаем бегут два шпица: Снежинка и Пушинка. «Бабушка,- кричу я женщине, похожей на Гаяне,- собаки, как же они?!» меня никто не слышит.
Я плачу от бессмысленности моего небытия, обратно- обратно, домой. Им все-равно не помочь.
Вот опять березняк. Словно извиняясь, поскуливает моя годовалая такса. Мы вовращаемся домой. Четвертый час. В четыре придет разбитная хозяйка за деньгами. Затем надо пойти заплатить за компьютер и купить что-нибудь поесть.
«Климат мерзко-континентальный»,- как сказал Саша Бакулин.